Суркин Дом: Между инстинктом и разумом

Суркин Дом
о сурках в природе и дома

Между инстинктом и разумом

Относится к теме: Научные статьи - CAM 20.11.2008 - 12:14:31
«Вокруг света», №1 (2616) | Январь 1977

Эта история об угрюмых и, наоборот, добродушных сурках, о крысах, которые вызвали замешательство среди ученых, увы, не имеет конца. Что делать? Еще неизвестно, будет ли она дописана даже в XXI веке... Но начало этой истории, безусловно, есть. Вот оно.
Едва увидев свет, всякое живое существо сталкивается с таким «букетом» недружелюбных воздействий среды, что кажется, будто сам факт его рождения не нужен этому миру. И не обладай животное способностями, которые помогают выжить ему самому и вырастить потомство, не выйти ему победителем в безжалостной, неумолимой, но в конечном итоге справедливой борьбе за существование.


Действительно, всякий организм наделен комплексом инстинктов, «знаний» особенностей внешнего мира. Они-то и ведут его в трудном плавании по жизни. Но как быть в ситуациях, для выхода из которых не предуготован ответ? Жизнь как-никак не график железнодорожного движения...
Как быть в ситуациях, для которых природа не заготовила генетическую «шпаргалку»? Инстинкт, соответствующий ситуации, не вырабатывается в течение жизни одного или даже нескольких поколений, не говоря уж о единичных случаях. На помощь приходит другое свойство живого, — правда, достаточно высоко организованного организма, — его умение поступать сообразно с обстоятельствами. Но здесь, естественно, возникает вопрос: если животное может так корректировать свое поведение, значит, его мозг способен на абстрактные операции, значит, налицо процесс мышления? А коль так, то как широки мыслительные способности животных, насколько могуч аппарат абстракции? Спорного и загадочного здесь пока куда больше, чем ясного, хотя поиском ответа сейчас заняты многие исследователи — зоологи, зоопсихологи, этологи. Впрочем, вот результаты некоторых наблюдений и опытов, судите сами. Американский профессор зоологии и психологии животных Дэвид П. Барач избрал предметом своих исследований сурков. По его мнению, сурки — очень удобный объект для изучения «социоэкологии» животных. Под этим названием научного направления профессор понимает исследование поведения животных по отношению к своим собратьям в зависимости от условий окружающей среды, в связи с этими условиями. Сурки же были выбраны потому, что эти дневные животные довольно удобны для наблюдения — они достаточно крупны и сравнительно мало боятся присутствия человека вблизи мест их обитания.
Изучались три вида североамериканских сурков. Их звучные латинские «имена» — сурки Монакс , сурки Олимпус и сурки Флавивентрис . (Сами они, конечно, не догадываются, что некое двуногое, взирающее на них существо титулует их таким образом.) Сурки Монакс обитают в полях и лесах на небольшой высоте над уровнем моря, где «сезон зеленой травы и листьев» длится примерно 150 дней в году. В этих относительно благоприятных условиях при обилии пищи, когда, казалось бы, жизнь должна протекать в «благоденствии и спокойствии», Монаксы ведут отшельнический образ жизни, проявляя чрезвычайно неуживчивый характер и большую агрессивность по отношению друг к другу. Самцы вообще не знаются с самцами, их отношения с самками так же достаточно прохладны и ограничиваются лишь брачным периодом. Единственная более или менее продолжительная связь — это связь матери с ее потомством. Но и она длится не слишком долго, поскольку, не достигнув и одного года, детеныши покидают свою родительницу и начинают жить самостоятельно такими же одинокими и злыми отшельниками, как и их предки.
Совсем другое дело — сурки Олимпус. Живут они в прериях высокогорья, над зоной лесов, где период плодородия длится всего 40—70 дней в году. Олимпусы чрезвычайно общительны, игривы и живут организованными колониями, состоящими из нескольких «старейшин», большой группы молодежи одного-двух лет и детенышей. И пищу добывают они сообща, группами из трех-шести сурков. У них нет индивидуальной территории или жилища — каждый обитатель колонии может выбрать себе место по вкусу. И в колонии не удалось обнаружить ни главных, ни подчиненных. Все они очень любят обмениваться друг с другом «приветствиями» — особыми знаками внимания, чаще всего проявляющимися весной и ранним утром. «В час визитов, — как в шутку говорит ученый, — обитатели колонии разгуливают по всей занятой территории и обмениваются приветствиями со своими собратьями».
Итак, два живущих в разных природных условиях вида сурков дают два совершенно различных типа «социального» поведения. В чем же причина столь резкого различия? Ученый предположил, что существует связь между манерой поведения животных и природными условиями их жизни. Но, имея два столь полярных примера, хотелось бы найти какой-то промежуточный вариант. Им послужил третий вид сурков — Флавивентрис. Эти желтобрюхие сурки живут на промежуточной высоте, где сезон плодородия длится 70— 100 дней в году. Представители «золотой середины», так сказать. И поведение их, как выяснилось, промежуточное. Они живут колониями и, стало быть, не столь эгоистичны, как Монаксы. Но каждый зверек владеет своим «частным» жилищем-норкой, между членами колонии сохраняется определенная дистанция, и довольно часто возникают резкие стычки. Общительность разного вида сурков можно оценить даже количественно: у Олимпусов насчитывается одно обязательнее приветствие в час, Флавивентрисы обмениваются одним приветствием через каждые десять часов, а Монаксы вообще не «здороваются» друг с другом.
Можно пойти дальше. Стало очевидно, что и возраст молодых сурков, когда они покидают свою мать и начинают самостоятельную жизнь, связан с избытком или недостатком пищи. Чем суровее климатические условия и чем короче вегетационный период, тем дольше остаются сурчата под материнской защитой. И наоборот. У Олимпусов детеныши живут в семье два, иногда три года. А молодые Монаксы созревают в первый год своей жизни и сразу становятся самостоятельными. Флавивентрисы же пускаются в самостоятельное плавание по жизни на втором году. Напрашивается вывод, что в результате естественного отбора у животных выработались такие инстинкты, такие манеры поведения, которые наилучшим образом приспосабливают их к суровостям окружающего мира. И проявление агрессивности, наблюдаемое у сурков разных видов в разном возрасте, — также результат длительной селекции, внешне определяющий момент возмужании детенышей. Это как бы сигнал: «Ты взрослый уже и сильный, иди и добывай себе пищу сам, живи отдельно и заводи себе подругу». Наверное, поэтому живущие в самых суровых условиях сурки Олимпус проявляют наибольшую терпимость к молодым, дольше удерживают их под родным кровом, чтобы они накопили достаточно сил. Еще можно предположить, что населенность колонии регулируется не только поведением взрослых сурков, которые рано или поздно выживают молодежь из родных норок. Иногда случается, что молодые, несмотря на очевидную недоброжелательность со стороны взрослых, все же не покидают родные пенаты. Это бывает тогда, когда обитатели колонии ослаблены долгой борьбой с природой. Например, после холодной или малоснежной зимы, когда вся колония много выстрадала и потеряла немало сил, молодые двухлетки остаются в колонии, как бы плохо ни относились к ним взрослые сурки. Видимо, в данном случае инстинкт молодежи к самосохранению осиливает инстинкт стариковской агрессивности. И наоборот, молодежь делается чрезвычайно «обидчивой», когда население колонии становится чересчур многочисленным и возникает опасность нехватки питания. Тогда однажды ночью сыновья и дочери колонии покидают родные норки, и утром их уже можно увидеть на каком-нибудь отдельно стоящем холмике, демонстрирующими свою крайнюю враждебность по отношению ко всему прошлому. Иными словами, как природа повелит, так сурки и сделают. Есть в этом что-то печальное, марионеточное. Однако поборем свои чувства и не будем впадать в антропоцентризм, который все на свете готов мерить человеческой меркой. Итак, заметны коррективы, вносимые изменениями условий жизни в характер поведения животных. Но, наверное, было бы не очень-то правильно однозначно связывать избыток пищи и дурной характер вообще всех животных. (Опять же с чьей точки зрения?) Можно привести немало примеров, когда самые суровые условия жизни не заставляют особей одного вида жить стаями или колониями. Наоборот, обилие питания не обязательно приводит к обострению агрессивности животных и распаду стада. То, что мы рассказали, — это, по всей вероятности, особенность именно сурков. Вообще индивидуальные и межобщинные связи животных еще долго предстоит изучать натуралистам и зоопсихологам; это сложнейшая «галактика», хотя она и не удалена от нас на миллионы световых лет. Еще один характерный факт из сурочьей жизни. Количество погожих дней в году и связанный с ним достаток пищи определяют и длительность циклов рождаемости сурков. Так, Монаксы приносят потомство ежегодно, Флавивентрисы рождают детенышей иногда каждый год, а иногда через два. А Олимпусы воспроизводят себе подобных всегда один раз в два года. Обычно в подобных случаях принято считать, что имеет место некоторое обусловленное суровым образом жизни ограничение рождаемости. И. что оно связано с возможным недостатком пищи в «перенаселенных» колониях. Но, на взгляд профессора Д. Барача, это не так. Он считает двухгодичный цикл рождаемости наилучшим средством для производства крепкого жизнеспособного потомства. И, следовательно, для максимального прироста численности населения колонии. Дело в том, что организму самки, ослабленному в год беременности, необходим еще один год для полного восстановления утраченных сил. Но, может быть, и то и другое мнение не противоречивы, а лишь дополняют друг друга? Похоже, на примере сурков мы убедились, что в борьбе с природными условиями и в результате естественного отбора у животных вырабатываются и генетически закладываются стойкие навыки жизненного поведения, инстинкты. Однако эти навыки — формация довольно гибкая, способная в относительно широких границах «следить» за изменениями внешних условий. Тем не менее, говоря о сурках и их инстинктах, мы еще не можем говорить об «оперативной корректировке поведения» при резком изменении внешних условий. Как бы ни были гибки запрограммированные в сурочьем мозгу варианты ответов на задаваемые природой вопросы, как бы ни был широк перечень этих ответов, — это еще не оперативная. мозговая деятельность, не умение сколько-нибудь мыслить, пользуясь аппаратом абстракции.
Поэтому оставим в покое сурков и обратимся к обыкновенным крысам. И вот здесь-то нас ждут результаты совершенно иного плана, на удивление настойчиво заставляющие подумать о том, что пора ввести в обиход поговорку: «Мудр, как... крыса».
Совсем недавно во Французской академии наук ученые-зоологи Дангир и Николаидис продемонстрировали кинофильм, заснятый ими при исследовании мыслительных способностей крыс. И надо сказать, что результаты оказались ошеломляющими. Со всей очевидностью кинематографа. Правда, скептики, как всегда, нашлись и тут. Но их контраргументы не выглядели столь весомо, как зафиксированный на кинопленке эксперимент. Вряд ли крыса способна вызвать у кого-либо особую любовь. Мы с детства привыкли к тому, что это животное столь же хитро, сколь и коварно. И не без причины. Стоит только вспомнить, как во все века стремительно размножающиеся полчища крыс наносили огромный вред человеческому жилью, уничтожая съестные припасы и всевозможную живность. Да и сам человек не застрахован от нападения этих тварей, особенно если их много и уничтожено все, что можно было слопать. А старинная легенда о Крысолове, спасшем игрой на волшебной дудочке от нашествия крыс целый город! Веками люди вели борьбу с крысами, и всегда эта борьба проводилась на самом высоком «интеллектуальном» уровне. И видимо, сохраниться в этой многовековой войне более слабый физически противник смог лишь потому, что методы его защиты были также достаточно «умны». В начале «военных действий», когда потенциальные возможности противника не были еще достаточно высоко оценены, подумали, что простая механическая крысоловка может решить исход сражения. И очень скоро пришлось ощутить горечь разочарования. Крысы быстро разобрались в грозящей им опасности, и лишь недоумки и сорви-головы попадались на приманку в ловушку. Что же касается большинства обыкновенных «умников», то они лишь резвились и играли рядом с западней, ничуть не боясь ее, но и не прикасаясь к приманке. А может быть, крысы еще и посмеивались про себя? Вообще интересно, юмор — это чисто человеческое качество или нет? Но мы отвлеклись. Человек усложнил методы ведения войны, воспользовался столь блистательным своим изобретением, как сильно действующий яд. Стали разбрасывать отравленную приманку, которую крысы сочли сперва за акт людской благотворительности. И жестоко поплатились за доверчивость, потеряв огромную часть своего «войска». Но всякий опыт приносит пользу грядущим поколениям, и с тех пор, когда предоставляется возможность испробовать не известный своими свойствами «подарочек», из отряда крыс выделяется один — отведыватель. Его шансы остаться в живых, как говорят, «пятьдесят на пятьдесят». Но, если ему все-таки повезло, остальные смело пиршествуют. Человек был вынужден призвать на помощь науку. Ученые порекомендовали применить яд, так сказать, «замедленного действия»,чтобы грызуны не имели возможности сопоставить и связать смертельный случай с отравленной пищей. Использовались антикоагулянты — противосвертывающие средства, из которых самый сильный — кумафен. Эти яды не позволяют крови свертываться и вызывают внутренние кровоизлияния. И, поскольку смерть наступает много позже принятия отравленной пищи, крысы не в состоянии «распознать» причину отравления. Получив в свои руки антикоагулянты, люди посчитали, что имеют оружие совершенно непреодолимое. И вновь жестоко просчитались. Несколько лет назад в Англии одна фермерша, некая миссис Чепмен, зайдя в свой хлебный амбар, вдруг с превеликим удивлением обнаружила, что крысы, набив себе желудки зерном с добавлением кумафена, бодры и веселы, пребывают в добром здравии и в хорошем настроении. Чудеса? Однако миссис Чепмен в чудеса не поверила, благодаря чему, надо полагать, ее скромное имя и попало в анналы науки. Она, видимо, подняла шум, оторвала специалистов от их важных дел. Выяснилось: крысы претерпели генетическую мутацию, которая позволила их организмам ассимилировать яд. Эволюция, так сказать, в действии! Разумеется, следует помнить о тех скоростях, с которыми размножаются крысы. Видимо, эта их особенность — достаточно большие выводки и частое плодоношение — во все века помогала крысиному племени выжить в борьбе с многочисленными врагами. По всей вероятности, именно этот «инструмент» сыграл главную партию и в случае с генетической мутацией — наверное, мало найдется на Земле животных, которые смогли бы столь быстро перестроить свой организм, как это сделали «серые англичане». Адаптировавшиеся к кумафену крысы заполнили всю Англию, но Ла-Манш они пока еще не пересекли. Тем не менее настал черед изумляться и кое-кому во Франции. Некоторое время спустя французские службы по борьбе с крысами обнаружили новый феномен: крысы перестали принимать пищу, отравленную кумафеном! Это уже чересчур... Выходит, во-первых, крысы после тщательного «расследования» не хуже Шерлока Холмса смогли раскрыть причину гибели своих собратьев. Во-вторых — что, пожалуй, самое интересное, — сумели каким-то образом передать эти знания всему своему племени! Но, позвольте, что же это такое — у крыс есть свои школы, может быть, университеты, академии?! В такую ахинею ни один здравомыслящий зоолог, конечно, не поверит. Но факт есть факт. Генетических изменений в организме крыс не произошло, а для выработки устойчивого инстинкта недостаточно жизни даже нескольких поколений. Французские ученые Дангир и Николаидис исследовали это явление. Тридцать шесть выращенных в лаборатории и, следовательно, не отягощенных никакими посторонними навыками крыс были разделены на две равные партии — экспериментальную и контрольную. Животные в каждой партии были разбиты еще и на группы — по три грызуна в каждой, причем два из этих трех получали подслащенную воду. Но экспериментальным крысам в сладкое питье добавляли еще хлорид лития, от которого крысы ненадолго заболевали. Контрольные крысы хлорида лития не получали. Экспериментальные крысы, выздоровев, больше не притрагивались к сладкой воде. Они решили, что это именно вода их отравляла. И эту ассоциацию между сладкой водой и отравлением трудно объяснить выработкой условного рефлекса. Действительно, для того, чтобы прочно установился условный рефлекс на сладкую воду, необходимо простейшим образом многократно и на протяжении короткого времени иметь связь с безусловным раздражителем (хлорид лития — отравление). Такой связи не было. Значит, перед нами иной случай: ассоциация была осознана! Затем в клетки к двум крысам, отведавшим сладкую воду — с хлоридом лития или без него, — запускали третью, голодную. Если две первые принадлежали к контрольным животным, третья крыса, бросившись тотчас к воде, могла пить ее вволю. Если же в клетке находились экспериментальные, уже испробовавшие хлористого лития и узнавшие его свойства, то они всеми силами (включая и основательную трепку) мешали неопытному новичку испить из отравленной миски. Они передавали новичку свой горький опыт, они учили его! Грызунов, перенявших от своих соплеменников опыт, помещали затем в клетку в одиночестве. Была лишь злополучная миска. Но они больше ни под каким видом не прикасались к сладкой воде, предпочитая скорее умереть с голоду, нежели напиться из миски. Они были предупреждены об опасности. Крысы знали об опасности. Более того, если к ним в клетку теперь помещали других, ничего не знавших о сладкой воде крыс, эти последние, в свою очередь, получали такой же суровый, но очень убедительный урок предупреждения об опасности. Первоначальный опыт был хорошо усвоен и с должной настойчивостью передан другим. По мнению исследователей, этот заснятый на кинопленку эксперимент со всей убедительностью доказал, что крысы способны к рассудочной деятельности. (О чем, кстати, имея в виду вообще всех высокоразвитых животных, говорил еще Ф. Энгельс.) Такие же эксперименты были проделаны и с крысами другого вида, заслужившими репутацию наименее возбудимых и не слишком сообразительных. Результаты оказались теми же. А опыт с дикими крысами, чрезвычайно динамичными и импульсивными, дал еще более отчетливые и убедительные результаты. Между прочим, сколько раз в детстве вам говаривала мать, чтобы вы не совали палец в розетку, не тянули в рот что ни попадя, прежде чем вы закаялись делать это? Мы рассказали о двух видах грызунов, об их характерах и манерах поведения, проявляющихся от рождения, изменяющихся в соответствии со средой, возникающих в процессе познания среды. Но ставить точку рано, ибо, как мы уже говорили, исследование генетической наследственности и разума животных далеко от завершения. А вернее будет сказать, что социоэкология животных и зоопсихология еще сплошные потемки, в которых наш разум бредет на ощупь. Правда, уже видно, что величина мозга еще далеко не мерило ума. И блестящий взлет человеческой мысли, похоже, так же нельзя отрывать от «долгосрочной» генетической памяти, инстинктов, безусловных и условных рефлексов, как нельзя дерево отрывать от корней. Конечно, хотелось бы знать и побольше и поточней. Ведь важно все это чрезвычайно. Исследования такого рода — еще один мостик к пониманию наисложнейших процессов нашей психики.

В. Карминский

Источник